Либералы, демократия и современная политическая реальность

Самое странное явление на российском политическом пространстве – это, безусловно, либералы. Имеются ввиду либералы не экономические (неолибералы, те давно уже стали властителями российской политики), а политические. Которые за свободу слова и против «кровавой гэбни», ну, и против «всенародноизбранного», за компанию. Те, которым крайне не нравится проводимая сейчас властью политика, с ее «клерикализацией» и «борьбой за нравственность». С «подавлением свободной прессы» и «казенным патриотизмом». Вплоть до борцов с «приватизацией РАН». И т.д. и т.п. В, общем, те, кто рассматривает себя в качестве проводников «европейских ценностей» на российском пространстве.

Вернее, странными являются не либералы, как таковые, а их особое положение. Все ценности, к которым они стремятся, от «честных выборов» до «светского государства» с удивительной регулярностью оказываются отброшенными и ничтожными. Начиная с 1993 года, российское государство проводит весьма специфическую политику, которую трудно назвать либеральной. И, тем не менее, именно либералы постоянно оказываются «на коне». После очередного эпического проигрыша, кажется, что вот-вот, и они исчезнут в водовороте времени. А нет, не исчезают, и через новый промежуток опять оказываются способными привлекать своих сторонников.

Но ничего странного в этом нет. Дело в том, что политические либералы – это изначально очень специфическое явление, которое связано с рядом особенностей нашего современного положения. Начнем с того, что нынешняя «диктатура кровавой гэбни» во многом является результатом как раз действий политических либералов по построению в стране демократии. Именно они в своем стремлении устроить в стране западные демократические институты поддержали устроение в ней капитализма. С этого и начался тот процесс, что привел к приходу к власти Путина и прочим неприятным им явлениям.

Впрочем, об этом процессе надо говорить отдельно. Здесь же важно отметить то, что происходящее является прямым и закономерным итогом деятельности наших либералов с самого ее начала. И ничего другого ее результатом быть не могло. Причем, что уж греха таить, подобное утверждение не является результатом какого-то там сложного анализа, напротив, оно настолько очевидно, что непонимание этого выглядит весьма странным.

Почему? Ведь очевидно же, что нынешнее положение России, как страны, упорно скатывающейся к «третьему миру», неизбежно приведет к появлению «типовых» тенденций, присущих «третьему миру» и в политике и в культуре. А они, как известно, весьма сильно отличаются от того, что принято считать «передовыми образцами». Как правило, диктатура в той или иной степени является нормой для «развивающейся страны», за исключением варианта, когда в ней идет гражданская война.

Впрочем, часто комбинируются оба варианта – и гражданская война, и диктатура. При этом выбор «оптимального» их соотношения сродни эпической задаче выбора оптимального соотношения двух видов, пардон, фекалий. Но вот чего быть в данной ситуации, по определению, не может, так это столь любимой либералами «либеральной демократии».

Дело в том, что в основе «либеральной демократии», она же «буржуазная демократия» в «сильном» варианте лежит идея о «всеобщем договоре» между относительно равными в своих силах сторонами. То есть, применительно к капитализму, имеющими сравнимые финансовые ресурсы. Именно поэтому они могут уравновешивать свои желания с целью установления оптимального для всех порядка. Понятно, что в данном варианте будет сильная разница между более богатыми и менее, поскольку буржуазная демократия равенства, как такового, не предполагает. Но тут должны вступать определенные компенсационные механизмы – «бедных» всегда больше, чем «богатых», и сгруппировавшись, они могут осуществлять успешное им противостояние. Недаром, идеал этой системы издавна видели в республиканском Риме, где объединившиеся плебеи вполне могли противостоять патрициям.

На самом деле тут не зря слова «бедные» и «богатые» заключены в кавычки. На самом деле вышеупомянутый принцип полагает, что «бедные» имеют хоть и небольшую, но сравнимую с «богатыми» силу. Суммирование большого числа нолей ничего, кроме ноля, не дает. Группировка нищих так же не имеет никакой силы, как и отдельно взятый нищий. Поэтому буржуазная демократия изначально рассматривалась, как демократия собственников, «домовладельцев», в которой в роли «плебса» выступала мелкая буржуазия. При том общественном неравенстве, что существовало в период его формирования (XIX век) мелкие буржуа, осознав свои интересы, в принципе, могли, объединившись, составить конкуренцию крупным.

При дальнейшем развитии капитализма количество мелкой буржуазии уменьшилось, но на арены вышли новые силы. Пролетариат, как таковой, «экономически» был нищ, но, тем не менее, у него обнаружились известные козыри, которые он смог выложить в условиях развития классовой борьбы. Речь идет о том, что осознав свои классовые интересы и объединившись в группы с четкой структурой (профсоюзы), пролетариат смог выступить как полноценный агент в демократической борьбе. Разумеется, этот момент, переводящий «классическую» буржуазную демократию в новое качество, наступил не сразу. Потребовались долгие десятилетия борьбы, связанные с распространением понимания своего классового интереса на довольно большую часть рабочих, чтобы избежать штрейкбрехерства и получить возможность воздействия не только на конкретного капиталиста, но на капитал в целом.

Наконец, потребовалась революция в России и создание первого в мире государства диктатуры пролетариата – СССР (о том, что творилось внутри страны, тут не особенно важно, важно восприятие ее извне). Этот факт очень сильно поднял «условную мощь» пролетариата, потому что призрак социальной революции стоял перед капиталом вплоть до самого распада страны. Да и страх перед возможностью «вмешательства СССР в классовую борьбу» был, вне зависимости от реальных заявлений СССР довольно высок. Поэтому искушение применить в конкурентной борьбе «последний довод королей» тщательно подавлялось – ведь в ответ на свинцовые пули в толпу бастующих рабочих с точки зрения капиталистов вполне могли прилететь и ракеты с востока. И мифические танковые колонны Советов, выступающих с целью «прекращения гражданской войны», при своей абсолютной бредовости, все же выступили потенциальной гарантией «общенародной демократии».

Осознание своей силы пролетариатом привело к падению «барьера» для остальных сил общества. Действительно, если рабочие могут, объединившись друг с другом, обрести мощь, пригодную для конкуренции с капиталом, то подобное могут сделать и остальные группы населения. Ведь когда правящая группировка не решается стрелять в толпу, ограничиваясь дубинками и водометами, то идти против властей всяко проще, нежели в обратном случае. А многотысячная толпа, пусть и мирная, с транспарантами и плакатами, отличный довод для каждого политика. Поэтому постепенно пошла консолидация и включение в политику вслед за пролетариатом и множества иных групп объединения людей, вплоть до экологов. Кажется, что демократия впервые оправдала свое название, создав возможность для любой, мало-мальски популярной идеи стать участником политической борьбы.

Так вот, все описанное выше прекрасно, за исключением одного. Данный механизм работал только в условиях «центрального капитализма», он же классический капитализм. В иных условиях он не работает и не работал никогда. Дело в том, что основное условие демократии, показанное выше, состоит в том, что соперничество работает только в том случае, когда силы соперников равны. Если тысяча или десять тысяч лавочников смогут «уравновесить» одного банкира, то такая система может рассматриваться, как работоспособная. Если рабочие, объявив забастовку, могут поставить капиталиста в безвыходное положение, то они могут сместить систему в положение, более им приемлемое.

Но в странах «периферийного капитализма», колониях и полуколониях, в общем, в «Третьем мире» это не так. Дело в том, что особенность капиталистической системы тут состоит в том, что огромную роль играет «внешний», по отношению к обществу, капитал. Капитал метрополии для классической колонии или капитал ТНК для современного состояния. Тут указанное выше соотношение не работает. Этот транснациональный капитал, как правило, настолько велик, что никаким внутренним силам с ним невозможно сравниться. Это полностью меняет картину. Не тысяча, не десять тысяч мелких буржуа какой-нибудь тропической страны не могут быть равны силе условной «United Fruit Company». Соотношение их силы с силами внешними – как раз, как у пресловутых нищих, которых можно просто не замечать.

Поэтому та часть «национальной буржуазии», которая первая свяжет свою деятельность с этим внешним капиталом, обретает неслыханную силу, которая может просто игнорировать все внутренние проблемы. Такая компрадорская буржуазия и становится главной и единственной силой, которая сможет победить в рамках буржуазной демократии. В этом смысле, политическая борьба тут полностью меняет вектор – если в «центре» политики стремятся выразить интересы тех или иных групп (пусть и буржуазных), то на «периферии» напротив, группа-победитель уже определена, и «политики» соревнуются за право быть допущенным к возможности быть выразителем ее интересов. «Национальному капиталу», не имеющему возможности стать интернациональным, остается только надеяться, что его «выберут» в посредники «большие дяди». Для того, кто не попал в этот выбор, остается только место маргиналов с ничтожной силой.

Именно поэтому власть в странах «периферии» всегда стремиться принять вид диктатуры. На самом деле, занявшая «хлебное место» власть прежде всего должна стремиться «отсечь» всех остальных, желающих сделать это. Ни о какой «балансировки интересов», пусть и в буржуазной форме, речь вестись не может, так как интерес давно определен – это интерес транснационального капитала. Все остальное – исчезающе мало. Даже классовая борьба в данном случае крайне затруднена. Дело в том, что если в странах «центра» пролетариат может путем забастовок и стачек угрожать хозяину возможностью нанести непоправимый ущерб, то тут настоящий хозяин – вне страны, и его интересы ей не исчерпываются. Да, забастовка даст падение дохода, но при общей массе капитала – весьма незначительное.

Именно поэтому даже угроза полной утраты власти над страной не является для транснационального капитала решающим аргументов. Та «Тень СССР», что так страшно нависала над развитым миром, тут теряет свою силу. Ну, потеряли американские сахаропроизводители Кубу – обидно, но не более. Поэтому на угрозу «народного возмущения» властители «третьего мира» реагировали как раз так, как требовала «классическая модель» капитализма – если надо, то можно стрелять и боевыми патронами. Если надо – то можно сгноить в тюрьмах, расстрелять, повесить сколько угодно активистов – все равно, даже проигрыш – не фатален. Про все остальные группы в качестве противников и говорить смешно – ну на самом деле, кто будет слушать, скажем, борцов за права женщин, если они выйдут толпой в сотню тысяч с плакатиками. Тут даже стрелять не надо – просто пустить тяжелую технику, и все. Впрочем, и борцы за права об этом тоже догадываются…

Именно поэтому диктатура в странах «третьего мира» может принимать любые формы, включая самые жесткие. Правда, это не исключает вариантов народной борьбы. Все же человек, как таковой, устроен так, что свобода (настоящая) является для него крайне важной ценностью. Именно поэтому даже в условиях самой жесткой диктатуры находятся те, кто ставит своей целью изменить установленный порядок. Но методы этой борьбы тоже выбираются соответствующие. Кроме того, можно использовать ту самую конкуренцию за место «у кормушки», для которого всегда найдется гораздо больше желающих, нежели нужно хозяевам. В общем, возможности для борьбы есть. Но вот с упомянутой выше буржуазной демократией они не имеют ничего общего.

С либерализмом, как таковым, ситуация еще сложнее. Дело в том, что либеральный дискурс является базовым для стран «центра», и вследствие этого, он переносится и на периферию. В общем, в западных университетах, в которых обучается элита периферийных стран, он, до недавнего времени, был вполне оправдан, так как описанная выше «машина демократии» все же работала. И обучающиеся граждане периферии просто вынуждены были усваивать истины, которые никогда и нигде в их странах не могли быть применены.

Что поделаешь – разработка собственного дискурса – вещь очень дорогая, и никому, кроме Запада, не доступная. В результате, элита периферийных стран оказывалась неспособна к пониманию реальности. Обучившись финансовому делу, способу организации нужной центру промышленности и прочим, практически нужным вещам, она оказывалась полностью неспособной к адекватной реакции на политическую и социальную ситуацию. В результате оставалось два пути – либо поддерживать то, что работает, абсолютно не вдаваясь в то, как оно устроено, становясь «магами либерализма». Или пытаться отстаивать те ценности, что привили им на Западе. В обоих случаях результат был печальный.

Самый «разумный» подход – «Работает, не трогай!» неизбежно приводит к консервативной и ультраконсервативной политике. То есть, не просто поддержка диктатуры, но поддержка всей сложившейся структуры общества, включая самую архаику. Так как не понятно, что и как, то любые изменения – зло. Грамотность общества – а зачем она нужна, столетиями жили неграмотными, и еще проживем. Массовое здравоохранение – а зачем, бедняки будут плодиться, как кролики, создавая ненужные проблемы. Религия – это абсолютное благо, так как она была раньше, когда все работало. Национальная рознь – а в чем тут проблема? Ведь умная нация должна, по определению, властвовать над глупыми, так было всегда. В общем, такая система приводит к росту и консервации проблем, к накоплению ошибок, которые загоняются вглубь силовыми методами (так было всегда). И решены они могут быть только одним способом – сносом всей структуры.

Но и «либеральные» методы не приводят ни к чему хорошему. Поскольку опоры на какие-то силы, кроме власти, в такой ситуации быть не может, то либерализация политики приводит к «продавливанию» властями абсолютно не имеющих отношения с данному социуму изменений. То есть, вот есть права меньшинств – соблюдайте их, даже если самих меньшинств и нет. В результате происходит еще большее рассогласование социальной структуры общества. И при определенном уровне этих рассогласований единственным доступным вариантом является возврат к ситуации «Работает – не трогай!». То есть к консерватизму. Возможно даже, что после очередного переворота.

Таким образом, буржуазная демократия для стран «третьего мира» полностью не подходит. Единственно адекватной ситуации является диктатура, причем диктатура не какая-нибудь, а диктатура консервативная. С ее опорой на Церковь, частную собственность и семью. И никаких там прав меньшинств. Это не просто наиболее распространённый вариант, а единственно гарантированно работающий вариант государственного устройства. Но, так же обречённый на катастрофу. Невозможность устранения ошибок и согласования интересов хотя бы на уровне буржуазной демократии приводит эту систему к необходимости периодических катастроф. То есть, делая ставку на «традиционные ценности», элита периферийных стран неизбежно приходит на путь к серьезным проблемам, только стараясь их отложить «на потом». «После нас – хоть потоп!».

Ну а теперь о наших баранах, то есть либералах. Дело в том, что если в начале 1990 они еще могли рассматривать идею о том, что Россия способна войти в «Первый мир», то теперь это утверждение звучит в высшей степени странно. На самом деле, вопрос о том, к чему относится страна – «центру» или «периферии» решается очень просто. Национальный капитал несравним с транснациональным, контролируемым западными банками и ТНК, и те фирмы, что работают с ним, изначально оказываются в привилегированном положении. Все остальные части социума оказываются намного более слабыми и не могут устраивать полноценную конкуренцию. Следовательно, мечта о «либеральном рае» оказывается невозможной.

Конечно, ситуация в бывшем СССР несколько отличается от положения в «классическом» «третьем мире». Россия сохраняет еще множество элементов, относящихся к прежнему положению страны, например, фундаментальную науку, относительно приличное образование или здравоохранение и даже какую-то независимую от Запада промышленность. Но все это относится к прошлому, и чем больше времени отделяют нас от падения СССР, тем более шатким является положение этих компонентов. Как не странно, но подобное не связано ни с чьей злой волей, никакая «мировая закулиса» не желает уничтожения России, как независимой страны, никто не жаждет убрать русских из истории, как полагают некоторые. Нет, это просто следствие периферийного положения страны.

В настоящее время подобная ситуация очевидна. Более того, сама ситуация в мире меняется в сторону того, что и «центр» перестает быть пригодным для «классической» демократии. После распада СССР рабочее движение потеряло львиную долю своей «мощи», и, вследствие этого, идет все нарастающий процесс демонтажа государства всеобщего благосостояния. Работавшие ранее механизмы согласования интересов все чаще перестают работать, сводя «национальный интерес» к интересам крупного капитала. Но при этом, так как демократия является важной составной частью социума развитых стран полной замены ее на диктатуру не происходит, происходит ее вырождение с превращением из демократии реальной, хоть как то, но согласующей интересы разных групп, в чистую фикцию, в симулякр.

Это делает претензии российских либералов еще более абсурдными. На самом деле, раз и в своей цитадели она больше не является основой политики, то почему на периферии и полупериферии должно быть по-другому. Но, тем не менее, либералы по-прежнему продолжают играть в эту игру с однозначным результатом. Инерция мышления довольно велика, а инерция группового мышления тем более. Кроме того, никакой альтернативы либеральному представлению у нас нет, подобно тому, как нет ее в «настоящем» «третьем мире». Разумеется, причины этого различны – у «них» нет её потому, что эти страны не имеют ресурсов для этого и их элита обучается на Западе, у нас – потому, что нынешнее российское состояние есть результат отрицания советских ценностей. Но на результат это не влияет. Люди, надеясь получить объяснение современной ситуации, все равно выбирают из единственно возможного варианта. И происходящий раз за разом эпический проигрыш либералов (когда оказывается, что все, чего они предсказывали, неверно) на это не влияет.

Из этого тупика есть только один путь – формирование альтернативной либералам системы взглядов. Но это уже отдельная, очень большая тема.

Антон Арзамов

Источник: forum-msk.org