Владислав Крапивин. Гуси-гуси, га-га-га

Занимательная литература:

 

Повесть «Гуси-гуси, га-га-га» считается продолжением знаменитого фантастического цикла В.Крапивина «В глубине великого кристалла», а точнее второй частью основного цикла после повести «Выстрел с монитора» (О повести «Выстрел с монитора» см. «ЗОВУ РИТМ», март 2020). Согласно аннотации и отзывам, в новой повести представлено следующее:

По трагической случайности добропорядочный гражданин Корнелий Глас из Руты приговорён к смерти. Беспощадно отторгнутый благополучным и стабильным миром, Корнелий открывает другой мир - мир безынд, новых сирот, мир жестокого угнетения человека государственной машиной, мир смертельно опасной борьбы. Корнелий Глас получает возможность стать человеком, стать легендой. Даже немолодому и напуганному человеку это по силам, если в нём жива память детства и его идеалов.

Дети рассказывают ему старинную сказку о легендарной земле, где можно спастись от беды… Поняв, что это не вымысел, Корнелий решается бежать, взяв с собой новых друзей. От Петра, настоятеля древнего Храма, он узнает предание о великих Хранителях вечных Законов Вселенной, учителях и защитниках всего мира. Вера, преданность, надежда и мужество ведут к ним; любовь, ответственность, бесстрашие и самоотверженность ведут от них - чтобы помочь тем, кто остался…

Действие происходит в технократической цивилизации, где уже все «чипированы» и где «оцифрованным» обществом якобы управляет «искусственный интеллект». Мы вам давно говорили, что в сегодняшней деградирующей цивилизации почти ничего нового, все бесчеловечные технические проекты задуманы еще в прошлом веке, и происходит попытка их внедрения и реализации, о чем предупреждали здравомыслящие люди в антиутопиях еще в ХХ веке. Ведь повесть В.Крапивина «Гуси-гуси, га-га-га» тоже написана еще в конце 80-х годов ХХ века.

В общем, рекомендуем к чтению!

От редакции

 

 

***

В ГЛУБИНЕ ВЕЛИКОГО КРИСТАЛЛА

(Отрывки и цитаты)

 

…А кто вообще во всем этом виноват? Кто придумал идиотскую штрафную систему, когда за нарушение любых правил и законов наказание одно - смерть?

Придумал, говорят, Административный Кибернетический Центр - мозг всего государства, хранитель стабильности и общего благополучия. Четко все разработал, стервец! За мелкие проступки вероятность казни совсем крошечная, символическая. За крупные - и шанс побольше пусть виновный попереживает. А с уголовниками чего церемониться? Им по закону обычно припаивали такой приговор, что даже для мелких жуликов дело пахло крематорием всерьез: один смертный шанс из десяти. У матерых преступников шансов на спасение меньше половины. А у самых отпетых - всего ничего...

Мудрая система! Комментаторы вещали с экранов, что народ принял ее с восторгом - так же, как в свое время всеобщую индексикацию! Во-первых, гарантия полной справедливости и объективности - Машина не ошибается. Во-вторых, страх сурового возмездия (пусть даже при самой малой вероятности) сразу укрепил общественную нравственность и снизил преступность - так, по крайней мере, утверждал с экрана Заместитель Министра национального правопорядка. (Правда, через месяц после этого он был обвинен во взяточничестве и приговорен, по уголовному разряду с шансами пятьдесят на пятьдесят, но это лишь подтвердило беспристрастность Машины; Министру, впрочем, повезло, он вытянул «счастливый билетик» и мирно ушел в отставку.)

А какая экономия общественных денег! Расходы на содержание тюрем и стражи упали в десятки раз! Ведь сейчас тюрьмы нужны только для того, чтобы держать там редких осужденных самый короткий срок - от приговора до казни...

 

…Много лет учили Корнелия Гласа, как и других школяров, что главный смысл - внести свой посильный вклад в упрочение цивилизации. В укрепление стабильности общества. Какой вклад он внес?.. Может, смысл бытия в радостях? Что ж, их, радостей, кажется, хватало. Но... если опять же честно разбираться, разве были они полными, без оглядки? За каждой прятался страх. Страх, что эта радость может оказаться непрочной, что завтра станет хуже, чем сегодня…

Ну а с другой стороны, кто живет без страха? Без него - никуда. Страх - регулятор всей жизни. Везде и всегда. Недаром же мудрая Машина заменила все наказания прошлых эпох на одно: на штрафную электронную лотерею, где главное - страх смерти. Иногда крошечный. Иногда оглушающий, доводящий до паралича - если шанс гибели велик... Но вот ведь и самый крошечный шанс привел Корнелия сюда... И теперь Корнелий сполна пьет чашу наказания страхом…

 

В глазах Альбина светилось понимание. И нетерпеливое желание что-то добавить. Пока Корнелий говорил, Альбин кивал, щелкал себя стебельком по коленке и приоткрывал рот, словно собирался перебить. А сейчас быстро сказал:

- Я знаю, я тоже про это думал: про линии между звездами. Только у меня это не струны, а грани зеркал...

Корнелий заморгал, стараясь понять.

Альбин проговорил уже спокойнее, но непонятно - будто не Корнелию, а себе одному:

- Черные зеркала пространств… - Потом опять быстро глянул на Корнелия: - Ну, вот представь. Каждое созвездие - это будто рамка для громадного зеркала. И они - эти созвездия и зеркала - в космосе по-всякому пересекаются... - Он поднял прямые твердые ладошки, так и этак стыкуя их ребрами. - Понял?.. А линия между звездами - это как раз стык таких зеркал...

Корнелий уже начал ухватывать суть, но Альбин постарался объяснить еще нагляднее. Он прыгнул с мостика и поднял из травы два крупных осколка оконного стекла (наверное, этими стеклами строители зачищали для пущей гладкости деревянную мачту у края пирса).

- Вот смотри... - Ровный край одного осколка Альбин приставил к плоскости другого. - Так они пересекаются. А здесь, на стыке, как бы ребро кристалла... Мне это первый раз еще давно придумалось, когда папа рассказывал про теорию Космического Кристалла...

- А что это такое?

- Это... есть ученые, которые считают, будто вся Вселенная - громадный кристалл. Очень сложный. В нем бесконечное число граней...

- Зеркал?

- Ну... вроде бы. Только с этими учеными мало кто соглашается, их даже запрещают...

- Почему?

Альбин пожал плечами, подхватил соскользнувшую лямку, сказал с взрослой ноткой:

— Это труднообъяснимо. Сейчас ведь многое запрещают...

Тень какой-то неведомой Корнелию тревоги коснулась Альбина. Чтобы прогнать ее, Корнелий быстро проговорил:

- Мне как-то непонятно... - К тому же ему и в самом деле было непонятно. - Вот эти зеркала... Они что такое? Они по правде есть? Такие громадные?

- Ага, - выдохнул Альбин. - Бесконечные…

Альбин, стоя в траве, животом лег на мостки, уткнулся в доски локтями, подпер щеки ладонями. И, глядя перед собой, сказал:

- Это же не стеклянные зеркала, не плоские. Мне папа объяснял... Каждое такое зеркало - оно целое пространство, объемное. Ну, такое же, в каком мы живем. И Космический Кристалл - он весь из таких пространств, он очень сложный. Самая большая сложность - как научиться из одного пространства в другие попадать...

 

…Что такое «зонг», знали все мальчишки. «Законсервированные объекты научных групп». Зонги встречались повсюду: обнесенные забором с проволокой площадки и целые поля. За оградами прятались недостроенные лаборатории, буровые установки, ненужные теперь испытательные полигоны и прочие бесполезные объекты, из-за которых наука чуть не двинулась по ошибочному пути. Хорошо, что люди вовремя спохватились, им подсказала верную дорогу Главная Машина: цель общества - благополучие каждого человека, а не бесполезное рысканье среди отвлеченных проблем и «загадок Вселенной»…

 

- Как это... безындексные? Разве сейчас бывают такие?

- А ты думал! Эх, вы... население. Живете на воле, а как в аквариуме, дальше своих стенок ни фига про жизнь не знаете.

- Ну так просвети. Хотя бы напоследок... - с ленивой язвительностью попросил Корнелий. - Откуда берутся безындексные младенцы в нашем стабильном и полностью благополучном обществе?

- Кабы оно полностью благополучным было, зачем корпус улан и наши заведения?.. А пацаны эти... Скажем, завела себе некая вольная девица случайное дитя, и что дальше? Думаешь, она сразу тащит его на регистрацию? Она, стерва, или прячет, или сплавить старается в казенный детприемник. Причем день рождения не всегда сообщает. А месяц прошел — и прививать индекс уже нельзя... А пока не снесли «Деревянный пояс», трущобы эти, сколько там безындексных ребятишек болталось! Прямо в семьях! Им, жулью да алкоголикам, до лампочки всякие правила индексикации. Вот и вылавливаем этих пацанов. В спецшколы...

- А зачем вылавливать-то? Какой от них вред?

- Святые Хранители! Ты совсем идиот? Они же не все время детишки! Потом-то большими делаются! Как с ними быть? Они же бесконтрольные, машинная юриспруденция на них не распространяется! По закону для безындексных нужен свой суд, свои органы надзора!.. А опасности от каждого, кто без индекса, в сто раз больше, чем от обычного человека. Это статистика. Они, как правило, уголовники. Вот и есть инструкция: всех безындексных ребятишек - в закрытые заведения, чтобы, значит, контроль с малолетства... Да у нас-то здесь школа крошечная, чуть больше десятка пацанят. Просто чтобы наша контора здесь совсем не закисла от безделья. И для отчетности - воспитательная работа, мол...

В этой длинной речи Альбина звучала какая-то виноватость. Но конечно, не оттого, что ребятишек держат при тюрьме, а оттого, что хочет он приставить к ним Корнелия. Видимо, был у Альбина здесь какой-то свой интерес. Но Корнелий подумал об этом вскользь. Мысли вертелись около слова «безында». Ни в детстве, ни в зрелые годы он ни разу не задумался об изначальном смысле этого ребячьего ругательства. Лишь сейчас дошло: «Безында - безындексный. Отверженный, чужой, вне закона...»

Он и сам сейчас был такой же. Даже хуже. Безынду не поймают с помощью локаторов. А биополе Корнелия Гласа еще посылало в пространство микроволны его индекса. Это был шифр мертвеца. Он стерт с магнитных карт во всех конторах, банках, казенных присутствиях. И, уловив излучение аннулированного индекса, электронный штаб уланского корпуса поднимет тарарам на всю страну. И свора затянутых в кожу улан помчится на своих черных дисках, отрезая пути, убивая надежду...

 

…Гуси-гуси, га-га-га!

Улетайте на луга!

Там волшебная трава,

Там не кружит голова...

Говорили считалку без веселья, с какой-то нервностью и словно боязнью, что кто-то может перебить, помешать игре. А она словно и не игра, а какое-то важное действо. Ритуал. С напряженными лицами одна шеренга бросалась через площадку. Так же, без смеха, другая шеренга, сцепив руки, старалась задержать «гусей».

Гуси-гуси, га-га-га!

Берегитеся врага!

До лугов далекий путь,

Не садитесь отдохнуть...

Удивительно, что этой малышовой игрой увлекались не только младшие…

 

…И повернулся к Антону - самому старшему. Чтобы спросить: здесь всегда такие порядки? А тот, видать, сразу уловил момент. Смотрел с надеждой.

- Господин воспитатель! А можно Гурика тоже не наказывать?

- Что?!

…«И значит, так они живут? Годами? А кто-нибудь там, на воле, это знает? В мире стабильности и всеобщего благополучия?..»

«А интересно, что стал бы делать ты, если бы знал? Не сейчас, а тогда, раньше?»

«Я бы... не поверил».

«Может, и сейчас не веришь?»

«А что я могу сделать сейчас?»

«Ничего... И какое тебе дело? Ты же всегда терпеть не мог детей...»

«Да. Многие не терпят...»

«Ты - не многие... Ты не терпел потому, что не хотел вспоминать собственное детство. Ты его предал».

«Ох, какая философия! Монолог под виселицей...»

 

...Школа была на первом этаже. Просторная комната с пластиковыми кабинками для каждого ученика. В кабинках обычные ОМИПы - обучающие машины индивидуального пользования. Не очень новые и не очень старые модели. Длинный, с кадыком и плохо сбритой щетиной учитель обошел всех, включил каждому программу…

…Корнелий спросил:

- Ну а как пацанята эти? Правда говорят, что недоразвитые?

- А откуда мне знать? Машина учит, машина проверяет... Если на оценки глядеть, то вроде все нормально, как в колледже... Тем более что учатся без каникул, сам видишь...

- А почему?

- Ну, посуди, что им еще делать-то? Взаперти живут. Знай учись...

- И никакого выхода?

- А какой выход? Машинное законодательство просто не предусматривает бичей...

- Кого?

- Бичей! Бич - без-индексный человек. Официальный термин уланских канцелярий. Не слыхал что ли?

- Я слыхал проще: безында...

- …Да ты так на меня не гляди, я не зверь какой-нибудь. Только если уж мы себе машинную стабильность выбрали, то чего уж изображать гнилой гуманизм, как в кино... Ты ведь на старинном клавесине компьютерные задачки решать не будешь...

Корнелий сел у стены в глубокое пыльное кресло. Закинул ногу на ногу. Сказал раздумчиво:

- Я эту машинную стабильность не выбирал, туда ее... и туда... Меня взяли за шиворот и поставили перед ней навытяжку, я не просился...

 

- А чего тебе. Живи... - Альбин тоже заусмехался. - Пока я тут на должности, все в ажуре... Только ты это... Ты не обижайся на это дело...

- Какое?

- Да, понимаешь... Предписание-то надо выполнять. Я, значит, поднагреб там золы, в банку запечатал и послал на адрес супруги твоей. Как положено...

Интересно, что Корнелий почти ничего не почувствовал. Он лишь с любопытством ощупал стоявшего над ним Альбина взглядом.

- Ты чего? - Альбин вроде бы смутился.

- Да так... Думаю: ты человек? Может, биоробот? Говорят, были такие. В эпоху неконтролируемых экспериментов...

Инспектор Мук не обиделся. Сказал примирительно:

- Тебя бы в мою шкуру... Бытие определяет сознание. Не слыхал про такое?

- Слыхал...

 

- Ты чего с меня-то спрашиваешь? - плаксиво сказал Альбин. - Я, что ли, решаю? Машина решает! У нее в электронной башке сидит четко: безындексных детей - в закрытые спецшколы. Всех. Как убедились, что индекс у парня больше не появляется, - привет...

- Какая глупость! А почему не дать ему хотя бы с родителями повидаться? Или позвонить...

- Ну, ты чудо... - вздохнул Альбин. - Что, по-твоему, его родители дома прохлаждаются?

- А где они?

- Где-где... В... том самом месте... Думаешь, Управление оставит их в покое? Засадили в какую-нибудь лабораторию, исследуют, как кроликов: роль наследственности, генетический код предков, степень виновности...

- Разве это по закону? Машина не может назначить такое...

- Деточка... Машина - это машина, а Управление - это Управление. Кто ею командует, Машиной-то? Особенно когда нестандартная ситуация и в электронных потрохах летят предохранители...

 

…Миллионы людей, беззаботные, веселые, ходят на службу, ездят на пляж, смотрят фильмы, устраивают вечеринки и свидания, засыпают и встают без страха...

«Без всякого страха?»

«Ну, все-таки... Не в таком же кошмаре!»

«А разве ты в кошмаре? Ты вроде бы уже привык...»

…«Господи, за что меня так!»

«А разве совсем не за что?» - словно спросил кто-то со стороны, спокойно и холодно.

«Что я сделал плохого?»

«А что хорошего?.. Ел, ходил в туалет, смотрел на экран, клепал на компьютере композиции из чужих картинок... Исполнял, как службу, супружеские обязанности, пил коктейли... и боялся. Боялся, что в этой жизни может что-то поломаться... Не случись «миллионного шанса», сколько бутербродов еще ты съел бы и сколько бутылок выпил бы, Корнелий Глас из Руты?»

«Все так живут!»

«Все?.. Штурман Максим Лот, посадивший на лед лайнер с тысячей пассажиров, жил так же?..»

 

- Извините, я не понимаю. Почему вы не сопротивлялись?

- Как?

- Ну хоть как-нибудь! Нельзя же так... будто овечка на веревочке. Извините...

- Я думал... Видишь, глубоко это в нас сидит, гражданское послушание. Да и смысла не было. Попал бы в уголовники, это еще хуже...

Цезарь опять скривил губы:

- Хуже - чем?

Корнелий тоскливо усмехнулся:

- Так уж нас воспитали. Хочется не только жить комфортабельно, но и умереть с удобствами…

 

…Корнелий усмехнулся:

- Это ребячьи легенды. В детстве я и сам верил таким сказкам... Ну, в старину, возможно, был такой обычай, про Хранителей много легенд рассказывают. Но сейчас-то, в эпоху всеобщей электроники...

Цезарь сердито перебил:

- Те, кто служат Хранителям, не подчиняются эпохам. И Машине тоже не подчиняются. Это вечный закон такой. Мне папа рассказывал.

То, что рассказывал папа, было, видимо, для Цезаря незыблемо. Даже если это старая сказка. И Корнелий не стал спорить...

 

Антон вдруг сказал, глядя прямо в лицо Корнелию:

- Чего ж рассказывать сказки про луга. Вот если бы найти человека... - Он словно принимал Корнелия в равноправные собеседники. - Гусей, конечно, по правде не бывает, а вот люди, которые умеют уводить, они есть...

- Уводить на Луга? - прямо спросил Корнелий.

- Ага... - выдохнул Антон.

А Лючка, обнявшись с Диной, мечтательно объяснила:

- Это дальняя земля такая. Может, даже другая планета... Там все без индексов живут, и если кто-то сирота, ему сразу говорят: «Иди жить к нам». И луга кругом зеленые-зеленые... Только бы знать, как уйти...

 

…Цезарь опустил плечи.

- Я не понимаю... Почему меня сюда засадили и прячут?

- Мог бы и понять. Ты же умный человек. У тебя исчез индекс. Это случай небывалый. Управление правоохраны хватается за голову: почему это произошло, где причина?

- Меня и так полтора месяца возили по институтам и клиникам, выясняли...

- И не выяснили. А непонятное всегда пугает. Кто-то подумал: а вдруг люди узнают об этом? Начнется паника, пересуды. Если, мол, у одного индекс пропал, может и с другими случиться такое же...

«А что, если и в самом деле?» - подумал он.

- Это значит, меня могут и убить... - отвернувшись, проговорил Цезарь. Медленно, раздумчиво.

- Да ты что, малыш! Никто не может лишить жизни человека без приговора юридической Машины! А ребенок вообще неприкосновенен.

- Я и вижу... что неприкосновенен, - по-взрослому усмехнулся Цезарь. - Папа говорит, Машину придумали те, кому удобно за ней прятаться... И говорит, что всеобщая система индексов - это всеобщая глупость!.. - В голосе Цезаря прозвенел вызов.

- Согласен с папой, - вздохнул Корнелий. - Да что поделаешь...

 

- Черт знает что! С этой машинной цивилизацией мы дошли до полного идиотизма. Но оказывается, сам этот идиотизм обретает свойства закономерности. Аномалия в главном русле развития. Словно в формуле, где поменялись числитель и знаменатель...

…Корнелий добавил с фальшивой небрежностью:

- Видимо, это не только сказка, а... что-то вроде ребячьего поверья. Дети убеждены, что на Луга в самом деле можно уйти, если знаешь способ...

Тьфу ты, как все это глупо, не к месту...

Настоятель Петр наконец опустил свои пристальные серые глаза. Побарабанил очень тонкими пальцами по обтянутому вишневым шелком колену.

- Да... Луга... Что ж, название не хуже других. И луга там, видимо, действительно есть. Но есть, конечно, и города, и деревни, и сложность жизни человеческой... Нет лишь, к счастью, одного...

- Чего же? - спросил Корнелий, с облегчением уходя от мальчишечьей темы.

- Индексов. Этой гнусной системы, которая обесценивает смысл человеческого бытия... И там никто никогда не посягает на жизнь другого человека. Ни при каких обстоятельствах.

- Трудно представить... все это.

- Почему же! Когда-нибудь и мы, слава Хранителям, добьемся того же. В конце концов, сгинет система индексов и тотальной слежки. Зачем жить, если не верить в это?..

 

- …Мое место здесь... - Еле заметная нотка снисходительности прозвучала в мягком голосе настоятеля. - И так уж получилось: это место я не хотел бы поменять ни на какое другое. Я сам его выбрал...

- Значит... вы счастливы? - не удержался Корнелий («Ну кто меня за язык дергает? Какое мне дело?»).

- Ну, понятие счастья - вопрос трудный... Если счастливый человек - тот, кто живет в согласии с требованиями души, то, пожалуй, да. Я живу, как хотел... - просто сказал настоятель. - Слуги Хранителей сделали смыслом своей жизни помощь гонимым, защиту добра от зла. Я один из таких слуг...

- Посильная ли это задача для людей? - невольно попадая в тон священнику, спросил Корнелий. - Разве всегда человеку дано отличить добро от зла?

- Задача тяжела, но посильна... Добро в мире - изначально. Оно родилось вместе со Вселенной. Зло возникло просто как отрицание добра и всего мира. Беда в том, что злу живется гораздо легче. У него ведь одна цель: уничтожить добро. А у добра целей две: во-первых, творить, строить, созидать мир, а во-вторых, защищать то, что уже сделано, от зла. Значит, и энергии нужно вдвое. А ее у добра и зла, увы, поровну... Если же добро забудет о творчестве и направит усилия только на войну со злом, то погубит себя. Станет двойником зла...

- Где же выход... настоятель Петр? - Корнелий спросил это уже с искренним интересом.

- В силе духа, друг мой. Боюсь показаться банальным, но именно в ней. Сила эта неизмерима. Просто она еще дремлет, почти не разбужена в людях. А зло бездуховно по сути своей. И потому, верим мы, в итоге обречено...

- Жаль, что я не был знаком с вашей религией раньше, - сумрачно, с нарастающим беспокойством произнес Корнелий. И отчетливо вспомнил взгляд Цезаря. - Я считал, что все религии - это нечто устаревшее...

- Вы разделяете заблуждения многих, - вздохнул настоятель Петр. - Дело в том, что учение о Хранителях (по крайней мере, в его чистом виде) вовсе не религия. В корнях учения нет ни капли мистицизма. И мы не обещаем прихожанам царствия небесного. Хотя, конечно, не препятствуем и помыслам о нем, если есть на то у человека воля и надежда... Наши храмы, друг мой, вне религий. Об этом говорит хотя бы то, что к Хранителям приходят с молитвами люди разных верований, а порой и совсем не верующие во Вседержителя...

- Однако же приходят с молитвами, - слабо усмехнулся Корнелий.

Вовсе не хотелось ему спорить, особенно по столь отвлеченному вопросу. При чем тут богословская тема, когда решается его, Корнелия, судьба? Но капля интереса все же была. Кроме того, интуиция подсказывала, что надо поддержать разговор, чтобы зажать в себе растущее тоскливое беспокойство, страх, что кто-то может помешать уходу. Нет, не уланы... А еще хотелось не показать этот страх Петру, вызвать хоть искорку уважения - и у священника и у себя самого. Без этого он просто не достоин надежды...

Петр чуть нагнулся, быстро и с любопытством глянул на Корнелия.

- Молитва - тоже еще не признак религии. Кто из людей не молился хотя бы раз в жизни? В детстве - придуманным героям, любимой игрушке. Матери... А потом - судьбе, случаю. И тому еще, кого любишь... И когда молятся Хранителям, это не столько вера в высшие силы, сколько просто ритуал, при котором дух наш становится тверже, ибо обретает надежду... А дает надежду как раз пример Хранителей - пример их жизни, а порой и смерти.

- Разве смерть может дать надежду? - боязливо вскинулся Корнелий. И с болью ощутил опять, как жалобно, по-ребячьи, хочется ему жить. Просто жить: смотреть на небо и деревья, есть хлеб и пить воду, щуриться от солнца и мокнуть под дождем. И ощущать великое счастье оттого, что за плечами не стоит близкая, неумолимая, как чиновник, гибель.

- Я понимаю вас, - без улыбки сказал настоятель Петр. - Однако поступками своими Хранители не раз доказали, что зачастую смерть - продолжение жизни. Прежде всего это Девять Хранителей Главного Круга, во имя которых отчеканены священные щиты, сохраняемые в нашем храме. А также и множество других людей, кто причислен к Хранителям за подвиги во имя защиты своих ближних от всякого зла... Это не красивые слова, а логика их бытия.

- Их бытия, - вздохнул Корнелий. - В их время... А где уж нам, грешным обывателям...

- Но ведь и Хранители были в свое время простыми смертными. Со всеми слабостями и сомнениями. Они реальные люди своих веков…

 

- …Кстати, вы представляете, что случится в стране, если исчезнут индексы? Ведь на основе всеобщей индексикации построено все руководство жизнью страны, планирование, государственный контроль, экономика, в конце концов. Хорошо или плохо, но это система. А без индексов будет полная анархия... Я не раз об этом говорил, споря с Петром...

- Для планирования и учета сгодились бы ветхозаветные браслеты. Так называемые магнитные паспорта. А что касается прав личности и этой идиотской электронносудейской системы...

- Ах, идиотской! - Мохов не скрыл сарказма. - Вы поняли ее несостоятельность, потому что оказались в таком положении. До того момента она вас вполне устраивала.

- Не отрицаю. Но уж поскольку оказался...

- Но вы - один из миллиона. А остальные жители этого благословенного мира вполне довольны своим существованием.

- Не все.

- Подавляющее большинство. И если вы начнете по своей воле лишать граждан Западной Федерации их возлюбленных индексов, не будет ли это насилием? И как тогда быть с теми же правами личности?

- Я никого не собираюсь лишать индексов. Во-первых, я не умею. Во-вторых, судя по всему, на рассвете меня здесь не будет…

 

Владислав КРАПИВИН. Гуси, гуси, га-га-га. 1988.

 

(Источник: Крапивин В.П. Выстрел с монитора. - М.: Дет. лит., 1992. - 366 с.)

 

Публикация в эл.журнале «ЗОВУ РИТМ», апрель 2020