Этот человек стоял у истоков технологической революции в СССР. И продолжает верить в ее победу
В последнее время Россию на Западе все чаще именуют «лишней страной» или «страной-неудачницей». С чем, мол, она войдет в ВТО и вообще в мировой рынок, кроме сырья и оружия? Все остальное у русских считается неконкурентоспособным. Однако все больше людей убеждаются в том, что постные либерально-рыночные рецепты уже не срабатывают, что нашей Родине нужен качественный скачок в технологической сфере. Никто толком не объяснил нам, как проводить реформу ЖКХ и где искать немыслимые деньги на обновление ветшающей советской техносферы.
Но сама воля к сотворению технологического чуда проявилась у нас еще в 80-е годы. Тогда в 6-м управлении КГБ СССР (экономическая контрразведка) приступили к поиску и отбору прорывных изобретений в собственной стране. Начинал эту работу генерал-майор Николай Шам.
«Опять страницы истории?» – скривится скептический читатель, и будет не прав. Прежний советский опыт в этом отношении ценен и сегодня. Тем более что этот эксперимент еще не завершен.
ИЗ ДОСЬЕ. Николай Алексеевич Шам, 1940 г. р. В системе КГБ СССР с 1966 г. С 1974 г. – в центральном аппарате комитета. В 1985--1991 гг. работал первым заместителем начальника 6-го управления. Генеральское звание получил в 1986 г. В 1991 г. стал последним заместителем председателя КГБ СССР. В 1992-м вышел в отставку по состоянию здоровья.
– Николай Алексеевич, о вашем управлении до сих пор рассказывают легенды. Это была научно-техническая разведка? Вы добывали секреты западных технологий?
– Вовсе нет! Мы работали в системе контрразведки, под крылом 2-го главного управления КГБ СССР. В составе этого управления были 10-й отдел, который занимался экономикой внутри страны, и 9-й, который отслеживал процессы в академической науке. И вот на основе этих отделов сначала сформировали управление «П», а затем, в 1985-м, и 6-е управление Комитета госбезопасности. В сферу его деятельности вошел полный спектр экономической контрразведки, со всеми ее аспектами. Мы искали вражескую агентуру внутри страны, занимались защитой государственных секретов, вели работу по расследованию чрезвычайных ситуаций и по их предотвращению. Собирали научно-техническую информацию, которая могла быть полезной для отечественной экономики. Отслеживали негативные процессы в военно-промышленном комплексе, выявляли факторы, которые подрывали обороноспособность и безопасность страны. Например, в ракетно-космической отрасли.
– То есть приходилось ловить за руку вредителей и саботажников, говоря языком 30-х годов?
– Зря иронизируете. Таких случаев в истории нашей космической промышленности хватало во все времена. Люди совершали умышленные преступления по самым разным побуждениям. Так, на знаменитой фирме Челомея, в НПО машиностроения, контрразведка схватила за руку инженера Анисина, который установил заглушки в четвертую ступень комплекса Д-19 как раз накануне его государственных испытаний. Ракета должна была взорваться на полигоне. Оказалось, что вредитель действовал так из личных политических убеждений, испытывая давнюю ненависть к собственной стране. В другой раз мы обнаружили порчу кабельных трубопроводов в баллистических ракетах подводных лодок на Красноярском машиностроительном заводе. Выяснилось, что этим занимался человек, которого незадолго до того сняли с поста начальника сборочного цеха, и он решил таким образом скомпрометировать своего преемника. А еще был случай при выполнении программы «Буран-Энергия», когда один ученый из НПО автоматики, решив занять место своего начальника, умышленно внес искажения в программы бортовых компьютеров космического корабля.
Так что работы у нас хватало. Помнится, в 1988-м мы решили определить, насколько наш военно-промышленный комплекс зависит от импортного оборудования. А в результате обнаружили, что на складах скопилось нераспакованной техники почти на 50 миллиардов долларов! Сегодня в это верится с трудом.
ИНКУБАТОР РУССКИХ ГЕНИЕВ
– А каким образом в поле зрения КГБ попадали необычные изобретения и технологии?
– Одной из наших задач был сбор сведений научно-технического характера, которые могли принести пользу экономике и обороноспособности страны. Именно поэтому, например, мы вели мониторинг всех академических институтов. Но в начале 80-х годов в СССР появились первые ростки инновационного бизнеса – инженерные центры и научно-технические творческие клубы молодежи. Тогда косность бюрократической экономики стала очевидной почти для всех. Отраслевые министерства (по сути дела, государственные корпорации) отвергали новшества, отторгали изобретателей. Немногим лучше дело обстояло и в официальной науке, где господствующие школы не хотели замечать талантливых исследователей. Эти люди устремились в те самые самодеятельные центры и клубы, попадая в наше поле зрения.
В 1984 году, когда я работал еще в управлении «П», мы узнали, что в нашей стране есть такие технологии, которые не имеют мировых аналогов и способны привести к настоящим экономическим прорывам. Так, я познакомился с Георгием Коломейцевым, который разработал уникальную агротехнологию. Обрабатывая электромагнитными волнами семена растений, он без всякой генной инженерии добивался роста урожайности на 20–30 процентов, в десятки раз снижая затраты удобрений и полностью исключая использование ядохимикатов. Нас тогда поразили картины опытного поля: на растрескавшейся земле росли пшеничные колосья с тяжелыми зернами и мощной корневой системой, которая доставала влагу из глубины почвы. А применение его технологии в животноводстве или в сахароваренной промышленности вообще открывало громадные перспективы: Коломейцев ухитрился останавливать процессы порчи и гниения.
Подобного рода изобретений было немало, но практически все они не находили поддержки в чиновничьих кабинетах. К тому времени у руля страны встал Михаил Горбачев, и начался лихорадочный поиск рецептов экономического прорыва. Очень быстро выяснилось, что закосневшая советская система не может его обеспечить. И вот мы с единомышленниками решили исподволь внедрять в нашу экономику те самые нестандартные технологии.
Нас поддержали в Генштабе, который тогда возглавлял маршал Михаил Моисеев, а его помощником работал ныне покойный Михаил Бажанов – очень энергичный человек, истинный патриот. В 1987 году с помощью Моисеева удалось создать при Генштабе специальную лабораторию, оформленную как номерная воинская часть. Располагалась она на Фрунзенской улице, и во главе ее стал Бажанов. Почему эту секретную лабораторию создавали при военном ведомстве? Да потому, что уникальные изобретения являлись технологиями двойного назначения: они могли не только повысить конкурентоспособность нашей страны в экономической сфере, но и послужить основой новых видов оружия.
Уже в том году было найдено и испытано, если мне не изменяет память, около двухсот революционных технологий. Успех окрылил нас. Именно тогда я понял, что мы в силах опередить весь мир. Судите сами. Инженер-изобретатель Александр Деев (ныне, к сожалению, покойный) очищал целые водоемы весьма удивительным методом: зачерпывал из них стакан воды, ставил его на лабораторный стол и воздействовал на него своим генератором. И мы видели, как сначала вода на глазах очищается в стакане, а потом и в самом пруде, из которого зачерпнули этот стакан воды! Каким образом Дееву удавалось это сделать – никто толком растолковать не мог. Он называл свои приборы «генераторами Д-поля». Мы их разбирали и не находили ничего необычного – все то же электромагнитное излучение. Но это работало, и я сам был тому свидетелем! Очевидно, здесь все дело в особой гармонике. А еще Деев изготавливал такие приспособления, которые, будучи установлены в моторе грузовиков, приводили к снижению расхода топлива на 15–20 процентов.
Тогда же мы нашли и Александра Плешкова, автора уникальных медицинских разработок, который мог лечить и рак, и даже СПИД. Была еще одна технология, о которой я даже сейчас упомяну без деталей. На одном из испытаний включением небольшого прибора удалось остановить на марше танковый батальон. Направленное воздействие, причем с довольно дальней дистанции, так изменило структуру топлива, что двигатели машин заглохли.
Но первая попытка создать инкубатор новейших технологий не увенчалась успехом. Руководство Генштаба стало поручать своим отделам организацию экспертизы той или иной технологии. В те времена к этой работе военные могли привлечь любой научный институт. В результате мы сразу же столкнулись с противодействием аппарата – и Генштаба, и Минобороны. Многих начала раздражать деятельность бажановской лаборатории. И тогда нас умело «подставили». Когда начальник Генштаба Михаил Моисеев уехал в заграничную командировку, Бажанова неожиданно вызвал к себе министр обороны маршал Дмитрий Язов. Чем вы там, мол, занимаетесь? А ну-ка, доложите! Бажанов два часа рассказывал министру о работах своей части. Когда для примера он продемонстрировал министру технологию Коломейцева, которая позволяет получать фантастические урожаи, Язов просто рассвирепел и заявил: армия должна заниматься прямым делом, а не какой-то там… (чепухой) с кукурузой. И Бажанова в двадцать четыре часа выставили из Вооруженных сил.
ПОД ОБЛОМКАМИ КОНЦЕРНА АНТ
– И все же вы не сдались?
– Нет. И решили пойти иным путем. В 1988 году, когда в стране вовсю развернулось кооперативное движение, 6-е управление КГБ СССР не захотело оставаться в стороне. И вот как-то один из моих знакомых рассказал о том, что есть, мол, очень перспективный кооператив АНТ во главе с Володей Ряшенцевым, бывшим сержантом «девятки» – охраны партийно-советской верхушки. Меня уверяли, что Ряшенцев – весьма интересный парень, и я согласился с ним встретиться. После долгой беседы в гостинице «Москва» предлагаю ему: «Володя, почему бы тебе не создать отдельное направление, которое займется исключительно новыми технологиями?» «Да хоть завтра!» – отвечает он и вскоре формирует в своем АНТе 12-е отделение, попросив у меня людей.
Это было то, что нужно. Идея была такой: собрать «под знаменами» АНТа всех изобретателей, которых мы уже выявили с помощью генштабовской структуры Бажанова. И первым человеком, которого я «сосватал» Ряшенцеву, был Михаил Руденко, талантливый химик, разработавший удивительную технологию производства магнитной пленки для аудио-, видеосистем и компьютеров. Внедри мы эту технологию сразу – и страна сразу на порядок обогнала бы TDK, BASF и прочих зарубежных нефтехимических «акул». В лабораторных условиях все выходило. Через тогдашнего главу Военно-промышленной комиссии Совмина СССР Юрия Маслюкова удалось заполучить для эксперимента целый завод. Но оборудование на том предприятии оказалось настолько изношенным, что пленка вышла хотя и сравнимой по качеству с западными образцами, но все-таки не лучше их. Тогда мы решили организовать свое инновационное производство уже на новой, кооперативной основе.
Помимо Руденко я привел и Ростислава Пушкина, изобретателя необычного двигателя. Он придумал сжигать топливо в цилиндрах в плазменном образовании, что сулило сделать его мотор самым экономичным и мощным в мире.
Третьим гением, которого мы ввели тогда в АНТ, стал Александр Хатыбов, математик от Бога. Фактически он создал свою математику, от которой у экспертов волосы вставали дыбом. Если не вдаваться в подробности, то метод Хатыбова позволяет в десятки раз быстрее решать сложнейшие математические задачи. Например, знаменитую «задачу коммивояжера».
– А что это такое?
– Классическая по трудности задача. Представьте себе, что вы торговый агент, и вам нужно посетить десятки городов, которые разбросаны по карте там и сям. Как проложить оптимальный маршрут, чтобы побывать в каждом, затратив на это минимальное время? Чем больше пунктов назначения – тем головоломнее задача. А вот Хатыбов щелкал эти задачи как семечки. Мы проверяли работоспособность его системы, предлагая Александру решить задачи, над которыми уже ломали головы в академических институтах (естественно, не говоря ему о том, что они уже были решены). Результаты превзошли все ожидания: ученый-новатор справлялся с «контрольными работами» за считанные минуты, тогда как у традиционных математиков на это уходили дни, а то и месяцы. То есть этот человек мог устроить настоящую революцию в использовании вычислительных машин.
Через КГБ удалось выбить для Хатыбова квартиру и устроить его на работу в один из институтов Академии наук, который тогда корпел над сложнейшей задачей – обнаружением носителей ядерного оружия с помощью аппаратов космической разведки. Но там его не хотели замечать, никакой работы не давали, а потому Хатыбов не только согласился перейти в АНТ, но и привел с собой нескольких знакомых изобретателей.
Нашу затею превратить АНТ в центр развития прорывных технологий поддержали в 6-м секторе Совета министров СССР, созданном в 1988 году при одном из управлений правительства. Главной задачей этой структуры стала экспертиза крупных государственных проектов: стоит или не стоит их воплощать? В те годы 6-й сектор возглавлял генерал Александр Стерлигов, и именно с ним мы обсуждали идею превращения АНТ в образцовый кооператив, который не примитивными «купи-продай» занимается и не производство разваливает, а служит развитию страны. Мы решили рискнуть, потому что советская экономика под влиянием неуемных «реформаторов» уже разваливалась на глазах. 6-й сектор Совмина взял дело на себя и подготовил постановление правительства о создании государственно-кооперативного концерна АНТ, а при нем – попечительского совета, в который вошли представители от Госкомитета по науке и технике, прокуратуры, таможенной службы, КГБ и Госкомитета по экономическим связям. Был в этом совете и я. Права АНТу дали самые широкие – безлицензионный вывоз всего, что дает валютные доходы, и ввоз в страну товаров, продажа которых в те годы приносила огромные прибыли – компьютеров и парфюмерии. Выручка от этих сверхприбыльных операций должна была вкладываться в развитие прорывных технологий, не имеющих мировых аналогов.
Но все сгубил авантюризм бывшего сержанта Ряшенцева. Мимо попечительского совета он устроил сделку с продажей десяти танков Т-72 из Нижнего Тагила за рубеж. Это закончилось разгромной статьей в органе коммунистов-ортодоксов – «Советской России» в феврале 1990 года. Никто ничего не знал о подлинных задачах АНТа, и поднялся вселенский вой. Коммунистические газеты вопили по поводу наглых кооператоров, демократические же узрели в этом коварные козни коммунистических спецслужб, «приватизирующих» страну. Ну а Горбачев, как всегда, умыл руки. Затем началось грандиозное следствие по всем семидесяти отделениям АНТа. Премьер Николай Рыжков пролил слезы. Головы многочисленных начальников покатились по ковровым дорожкам. И АНТ погиб. Погиб не просто кооператив, была сорвана первая попытка создать венчурное предприятие, которое могло выручить экономику СССР.
Потом мы пробовали предложить прорывные технологии новому руководству России, выходили на первого российского премьера Ивана Силаева. Но все заглохло, политика окончательно добила экономику. СССР разваливался на глазах. Начальство предвкушало большой раздел собственности, и ему было не до технических новаций. Одни директора заводов не хотели поднимать производство, потому что им было выгоднее разорить свои предприятия, с тем чтобы потом скупить их по дешевке. Другие не могли заняться этим потому, что хозяйственные связи между республиками стали рваться, в экономике воцарился хаос.
Последней попыткой в этом ряду стала организация концерна «Протэк» в 1991–1992 годах, в который перешли антовские технологии. Бажанов и его товарищи честно пытались внедрить их уже на российских предприятиях. Тут был и аквазин – прекрасное дешевое топливо, состоящее на несколько десятков процентов из обычной воды, и резонансные установки, способные повышать выход нефтепродуктов на перерабатывающих заводах. Но и здесь все кончилось полным крахом. Горький факт, но российская экономика по сравнению с советской стала прямо-таки пещерно ретроградной. К тому же ребята из «Протэка» из благих побуждений стремились использовать все исключительно в самой России, но это было ошибкой. А вот если бы они продали эти технологии на Запад, то, глядишь, и выжили бы, и нашли деньги для разработки новых технологий.
– А что делали вы? – Какое-то время мне было не до инноваций. Рушилась страна. Судьба распорядилась так, что в августе 1991 года 6-е управление КГБ СССР оказалось в стороне от действий ГКЧП. Его просто не втянули в так называемый путч, и потому меня при «чистках заговорщиков» не тронули. А потом даже назначили первым заместителем «демократического» главы КГБ Вадима Бакатина. Я принципиально не хочу ничего говорить об этом человеке. На меня «навесили» отношения с новыми государствами на юге – в Закавказье, Средней Азии и Молдавии. Союзные структуры гибли, лилась кровь, «горячие точки» вспыхивали одна за другой. Пришлось насмотреться такой мерзости, в такую грязь окунуться, что и врагу подобного не пожелаю. Здоровье у меня просто не выдержало, и в 1992-м я вышел в отставку.
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРИУМФЫ
– А что еще мог бы предложить стране АНТ, если бы эксперимент с ним оказался удачным?
– Сейчас горько об этом вспоминать. Время назад не вернешь. Но сделать можно было многое. Хотя, надо признаться, многие технологии были еще «сырыми», они нуждались в доводке, причем с помощью государства – потому что собственных сил у небольших команд энтузиастов, как правило, не хватает.
В те годы мы познакомились с Семеном Новоселовым, который собрал в своем центре целую группу оригинальных изобретателей. У них там были разработаны плазменные и ультразвуковые активизаторы горения, применив которые можно на 20 процентов уменьшить расход горючего в котлах больших электростанций. Эти люди проводили успешные эксперименты по управлению погодой, в 1998 году выезжали в Малайзию устраивать дожди. В начале 2000 года они устроили небольшой циклон в Якутии, над одним из алмазных месторождений. Правда, я считаю подобные эксперименты довольно опасными, ведь их последствия для климата планеты еще не до конца выяснены.
Новоселов и его товарищи занимаются, среди всего прочего, и лазерно-электромагнитно-ультразвуковыми воздействиями на природу. Например, им удавалось увеличивать выход нефти из скважин почти наполовину. Работая над новейшими системами опреснения морской воды и очищения природных водоемов, они создали проект малоразмерного нефтеперерабатывающего завода. Этакий модуль-контейнер, а внутри него – настоящий комплекс с генератором электромагнитных колебаний особой гармоники. Выигрыш – невероятный. Только представьте: очистке и переработке всего в одну стадию, в один «прогон», подвергаются все углеводороды. На выходе получаются 76-й и 80-й бензин, который затем можно стабилизировать. Да и сам объем готовых продуктов из сырой нефти на таком мини-заводе получается вдвое большим, нежели на традиционных заводах-великанах с их крекингами-риформингами. Даже лучшая американская технология переработки с вакуумным риформингом нефти дает лишь 65 процентов глубины. То есть из тонны нефти янки имеют лишь 650 килограммов полезных нефтепродуктов. А наш заводик должен перерабатывать «черное золото» на 98 процентов, а энергии на переработку кубометра нефти тратить в три-пять раз меньше. Отходов при этом просто нет. Если после обычных производств остаются тяжелые, вязкие вещества, мазуты и гудрон, то каталитически-электромагнитная «кроха» и эти адские фракции перегоняет в отличное топливо. Из этого кошмарного гудрона выходит печное горючее, смесь керосина с мазутом.
Такие мобильные заводики способны работать прямо у группы скважин, на месте превращая сырую, грязную, смешанную с водой нефть в чистейшие нефтепродукты. Экономический эффект буквально голову кружит: ведь отпадает надобность в тысячах рабочих, и сырье не надо гнать по дорогим нефтепроводам за тысячи верст на большие заводы – его можно перерабатывать на месте.
Поверьте, я могу говорить на эти темы очень долго. Беда в том, что в нашей стране до сих пор не хотят замечать эти достижения.
НЕТ ПРОРОКОВ В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ
– Но то, о чем вы сейчас рассказали, было при социализме. Неужели ничего не изменилось сегодня, в эпоху реформ? Ведь нынешние господа капиталисты просто с руками должны рвать все то, что помогает снизить затраты производства! Как с этим?
– Сложный вопрос. С 1992 года я ушел в частный бизнес. Организовали мы с товарищами компанию ЦИНТ – Центр исследований наукоемких технологий. Тогда мои знакомые работали в службе безопасности президента под началом Александра Коржакова и очень мне помогали. Скажем, адмирал Георгий Рогозин. Они свели меня с Международным фондом содействия малому предпринимательству в России, и вскоре ЦИНТ собрал около сорока необычных технологий со всей страны в области новых материалов, экологии и медицины. В 1994-м поехали мы в Женеву на 28-й Международный салон изобретений и вернулись домой с восемнадцатью наградами: четырьмя большими золотыми медалями, шестью малыми и с россыпью серебряных да бронзовых. Горды тогда были безмерно. Но в России встретили полное равнодушие…
И наш ЦИНТ, как и АНТ до него, тоже приказал долго жить. Кстати, Георгий Коломейцев, получавший немалые деньги от внедрения своей агробиотехнологии в колхозные времена, тоже оказался лишним в рыночной России. Нет, его многие приглашают, требуют совершить чудо за его же счет, ахают при виде результатов – но платить ничего не хотят. И ему приходится зарабатывать деньги за рубежом.
– А чем, если не секрет, вы занимаетесь сейчас?
– Пробовали мы многое. Например, создали своеобразное объединение под маркой «Гринмастер», которое занялось коммерциализацией оригинальных разработок. Вот выдаем на-гора уникальный плазменный аппарат для сварки. С точки зрения классической науки он работать не должен, но работает, да еще с потрясающим качеством сварных швов! Связи со своими знакомыми изобретателями стараюсь не терять, приобретаю новые.
Теперь мы с одной фирмой ведем разработку уникальной ветроэнергетической турбины. Альтернативная энергетика давно меня увлекала. Я уверен в том, что у РАО ЕЭС и вообще у нынешней централизованной энергетики нет будущего. Она слишком прожорлива и неэкономична, и подсчеты показывают, что из ста единиц энергии, извлекаемой из-под земли в виде газа, до потребителя доходят только шесть-семь единиц. Все остальное теряется и греет атмосферу…
В России, как водится, нашей чудо-турбиной никто не заинтересовался, но мы нашли спрос в Европе. Когда отправили турбину в Австрию, там ее решили проверить: поставили на мостовой кран и провезли по заводскому цеху. От встречного потока воздуха, соответствующего слабому ветерку, русский агрегат выдал 1200 оборотов в минуту. Внешне он выглядит очень эффектно, можно сказать, футуристически – три особых сопла. Поток воздуха, попадая в эту систему, ускоряется в четыре с лишним раза. Вот так и работаем – на иностранцев…
ПРОГРЕСС И ЕГО ВРАГИ
– Почему же нынешняя экономика страны даже более враждебна инновациям, чем советская?
– Знаете, я где-то вычитал парадоксальную вещь. Согласно исследованиям Госплана СССР, в конце 70-х годов около 60 процентов предприятий страны применяли в производстве научно-технические новации. Когда Минэкономики РФ провело такое же исследование в 1999 году, то оказалось, что доля предприятий с новшествами упала до жалких пяти процентов.
Тому есть несколько причин. Прежде всего само нынешнее государство не имеет никакой технологической политики. Но ведь есть же способы склонить бизнес к инновациям! Скажем, введением жестких стандартов по экологии и качеству продукции, применением налоговых механизмов, которые поощряют снижение затрат на производстве. Дело шло бы гораздо успешнее, установи государство особые требования для электростанций, поставив жесткие нормы расхода топлива. И именно государство должно вести поиск перспективных технологий, помогать в их разработке и коммерциализации. В этом смысле сегодняшняя Россия – почти целина. Стране нужны и особая доктрина технологической безопасности, и специальные законы, стимулирующие технологические инновации. Например, закон об альтернативной энергетике.
А поскольку государственной политики такого рода нет, все решает чиновник. Мы уже впрямую столкнулись с тем, что бюрократии не нужно сокращать расход топлива на электростанциях и в жилищно-коммунальном хозяйстве, она не хочет обходиться меньшим количеством минеральных удобрений и горючего в сельском хозяйстве. Ей наплевать на то, что регионы мерзнут зимой, а село стагнирует. Ведь чем больше нужно закупать мазута или химии, тем больше денег попадает в руки чиновников, тем больше возможностей ловчить при закупках ресурсов у частных структур и «доить» бюджет. В этом смысле по сравнению с советскими временами все стало только хуже.
Нужно упомянуть еще о двух субъективных обстоятельствах. Во-первых, это особенности личности изобретателей, нестандартный строй психики авторов новейших технологий. На многих они производят впечатление сумасшедших. И действительно, чтобы изобрести нечто опрокидывающее привычный порядок вещей, нужно иметь особую психику. Отнюдь не все могут понять таких изобретателей и работать с ними.
Во-вторых, некоторые технологии грозят оставить без прибылей могущественные группировки. Разве выгодны нефтяникам и хозяевам бензоколонок изобретения, которые лишают их клиентов, сужают их рынок сбыта? Тот же принцип действует и в других областях. Поэтому заниматься необычными технологиями в наши дни это все равно, что по минному полю ходить. Взять хотя бы судьбу Александра Плешкова. Он до сих пор ездит в европейские страны, куда его приглашают крупные клиники, спасает безнадежных пациентов из числа очень богатых людей. Справляется с тяжелейшими онкологическими случаями. И что же? Зарабатывая приличные деньги, он все равно в одиночестве. Никому не нужен гений, способный уничтожить целую «делянку» для огромных клиник и институтов. У Плешкова сначала убили сына, а затем и племянника, который уже в пятнадцать лет публиковал статьи в серьезных физических журналах. И не просто убили, но и «вычистили» всю информацию из компьютера в квартире.
За двадцать последних лет я лишился многих иллюзий. И все же продолжаю верить в успех технологической революции. Рано или поздно России придется вступить на этот путь. Оставшиеся от СССР инфраструктура и основные фонды разваливаются от старости и от износа, и у России нет полутора-двух триллионов долларов на их обновление. Да и болезненная реформа ЖКХ потребует поиска новых технических решений. А связь? Чтобы перевести ее на цифровую технику западного образца, понадобятся вложения в сотни миллиардов долларов. У нас же есть своя технология, которая позволит сделать это за счет нескольких миллионов долларов первоначальных вложений и с привлечением денег граждан, которые готовы потратить их на обзаведение телефоном. Совсем скоро нашей стране волей-неволей придется искать революционные решения. А мы будем наготове…
Беседу вёл Максим Калашников
Источник: www.ruspred.ru
В продолжение темы:
«Воспоминание о будущем» - интервью с Н.А.Шамом
Николай Шам — генерал-майор. Стаж работы в КГБ — 28 лет. Ушёл в отставку с поста заместителя председателя Комитета в 1992 году. Специализировался на экономической контрразведке, в сферу которой входил мониторинг высоких технологий.
Они — предмет его интересов и в сегодняшних занятиях бизнесом.
Наша страна ещё может совершить рывок в области самых высоких технологий, о котором мировые конкуренты даже не мечтают.
Компетентно
Весь комплекс научно-технических секретов в недалёком прошлом контролировался КГБ СССР. Однако мало кто знает, что именно чекисты первыми попытались внедрить в народное хозяйство то, что сейчас называется хай-тек технологиями.
В недрах Комитета существовала структура, в которой централизованно собирались, тщательно изучались и анализировались поистине революционные технологии, аналогов которым не было ни в Западной Европе, ни в США, ни в Японии. Цель была одна: внедрить хотя бы часть из них в народное хозяйство, чтобы придать ему то самое ускорение, о котором трезвонили с высоких партийных трибун. Не успели...
Одним из тех, кто активно участвовал в подготовке советской научно-технической революции, был генерал-майор КГБ Николай Алексеевич ШАМ. Сегодня он в отставке, но остаётся в гуще инновационных борений, всеми силами старается помочь тем, кто действительно хочет видеть свою страну величайшей в мире индустриальной державой. Его опыт и знания остаются той узловой точкой, опираясь на которую можно, образно говоря, перевернуть мир.
Российская газета: Николай Алексеевич, как вы оказались в центре передовых научно-технических новаций конца прошлого века?
Шам: Я всегда работал в системе контрразведки, обеспечивавшей защиту высокотехнологичных отраслей советского ВПК.
В 1985 году в КГБ сформировали 6-е управление госбезопасности, которое стало отслеживать ситуацию не только в науке и технике, но и в экономике. Одним из руководителей этого управления назначили меня. Тогда-то и появилась возможность оценить научно-техническую ситуацию и состояние отечественной технологии в наиболее полном объёме.
РГ: И какова была ситуация?
Шам: Неоднозначной. С одной стороны, косность экономики становилась всё более очевидной. Академическая наука и отраслевые НИИ шли давно проторенными путями, панически боясь сделать шаг в сторону. С другой стороны - к примеру, в космической индустрии и в авиастроении - мы имели огромные приоритеты.
Был период, когда СССР запускал в Космос ежегодно более сотни спутников, в то время как США - пятнадцать. И лично я считаю, если бы мы сделали упор на прикладную космонавтику, значительно сократив или даже прекратив пилотируемые запуски, то сегодня нам просто не было бы равных ни в средствах связи с космическим сегментом, ни в глобальной космической навигации, ни во многом другом, что служило бы интересам всех землян и приносило бы значительный финансовый доход в государственную казну.
Та же ситуация была в авиастроении. По ряду направлений мы значительно оторвались от США, и, тем более, от тогдашней Европы. Если бы инновационная политика в авиапроме стала определяющей, и упор бы сделали именно на то, в чём мы лидировали, то сегодня мировую авиационную моду определяли бы не «Боинг» или «Эрбас». К сожалению, в ходу была практика: всем сёстрам по серьгам, средства распылялись, а прорывные разработки никак не выделялись и не поддерживались. Вот мы и оказались в хвосте авиационного прогресса.
РГ: А участвовал ли КГБ в реализации прорывных технологий?
Шам: Участвовал, и весьма успешно, причём чисто по-чекистски. Понятно, что прежде чем что-то внедрять в производство, необходимо убедиться в верности предлагаемых решений, провести необходимый цикл научно-исследовательских работ. В условиях строго централизованной и плановой системы такие исследования требовали множества согласований и могли длиться годами. А у нас, если вспомнить те годы, времени не было. Тогда в рамках нашего управления мы разработали и провели настоящую спецоперацию, реализовав те возможности, которые давал Комитет.
В 1987 году, при поддержке тогдашнего начальника Генштаба маршала Михаила Моисеева, в структуре Минобороны сформировали секретную воинскую часть, которая, фактически, являлась очень мощной научно-исследовательской лабораторией, полностью подконтрольной КГБ.
РГ: А почему вы обосновались в военном ведомстве?
Шам: По трём причинам. Во-первых, начальник Генштаба нас понял и пустил, образно говоря, на свою территорию. Во-вторых, обеспечивалась полная закрытость работ без всякой связи с КГБ, что было очень важно. Так как - и это в-третьих - многие проверяемые технологии имели двойное назначение. Ряд исследований, будь они доведены до конца, обеспечили бы СССР такое стратегическое превосходство, которое не могли дать даже части РВСН и атомные ракетоносцы при совершенно несопоставимых затратах.
РГ: Если покопаться в Интернете, можно найти информацию о той секретной воинской части. И она, честно сказать, носит почти скандальный характер. Будто бы под крышей Генштаба при попустительстве Моисеева собрались авантюристы и шарлатаны, всевозможные астрологи, экстрасенсы, колдуны...
Шам: Многие наши исследования и практические разработки действительно не укладывались в зашоренном сознании иных чиновников. Словно в дремучем средневековье на специалистов, работавших в той части, действительно показывали пальцем и говорили: этим алхимикам, наверное, помогает нечистая сила. Бред полный, но разговоры о колдунах-шарлатанах, занятых, будто бы, поисками философского камня, действительно шли. Дошли они до министра обороны, и он, не вникнув в суть работ, приказал часть расформировать.
РГ: И КГБ с этим смирился?
Шам: Это обычная практика спецслужб. Комитет создавал упомянутую лабораторию, но своё в ней участие никогда не афишировал. Даже теоретически нельзя было повлиять на министра, так как сразу засветилось бы наше присутствие.
РГ: А можно ли привести пример того, что давало повод обвинять учёных, работавших в лаборатории, в мракобесии?
Шам: Была испытана методика очистки водоёмов при помощи специального генератора неких излучений. Без всяких химикатов и сорбентов огромные объёмы воды, буквально на глазах, очищались от самых токсичных примесей. Вода, чёрная от мазута и насыщенная диоксинами, становилась абсолютно прозрачной и пригодной для питья, а по вкусу - почти родниковой. Экология водоёмов - проблема глобальная. И если бы Советский Союз официально заявил, что владеет технологией нехимической очистки воды на планете, и стал бы эту технологию активно применять, наверное, не нашлось бы желающих Союз уничтожать.
Ведь другая сторона такой очистки - способность сделать на определённое время непригодной для питья воду на территории противника без всякого её отравления. Апокалиптическая картина! И я лично был свидетелем её возможной реализации. Фактически, СССР получал абсолютное и экологически чистое оружие, по сравнению с которым ядерные боеголовки - дубины неандертальцев.
Физическая картина изменения свойств воды описывалась вполне научно, никакой мистики там не было. Однако академическая наука и уровень мышления наших вождей того времени оказались просто не в состоянии понять и принять работу чудо-генератора - что, может быть, и к лучшему.
Проведённые нами опыты повторить никому больше не удалось. Сам же создатель излучателя жизни (или смерти) умер в конце прошлого века, унеся с собой, подобно Николе Тесле, главные секреты удивительных изобретений.
РГ: А велись ли в подконтрольной КГБ лаборатории работы над абсолютно мирными технологиями, которые не утратили своей актуальности и сегодня?
Шам: Конечно, велись - и они были самыми интересными. Всего мы отобрали и детально исследовали около двухсот инновационных технологий по энергетике, связи, биологии, медицине, сельскому хозяйству и другим направлениям. Причем все технологии как не имели, так и не имеют до сих пор мировых аналогов. Так что фора у России осталась.
Нами была проверена на практике весьма оригинальная агротехнология, основанная на, так называемых, резонансных явлениях. Урожайность на опытных полях повышалась на треть, отпадала необходимость внесения в почву удобрений, использования гербицидов и пестицидов. Хорошие урожаи получались в самых засушливых степях, а на чернозёмах - просто запредельные. Использование этой технологии в животноводстве сулило ещё большие перспективы.
Без каких бы-то ни было дополнительных капиталовложений - а только за счёт перераспределения уже запланированных бюджетных средств - Советский Союз мог не только за пару лет решить «неразрешимую» продовольственную программу, но и стать крупнейшим в мире экспортёром самых дешёвых и абсолютно экологически чистых продуктов сельского хозяйства. Однако даже КГБ оказался бессильным перед косностью агрочиновников.
Впрочем, технологии, опробованные двадцать лет назад, своей актуальности не утратили. Россия готовится вступать в ВТО, где конкуренция в сфере сельского хозяйства особо велика. Многие наши аграрии ждут этого вступления с ужасом. А ведь мы можем оказаться в самом выигрышном положении! В Западной Европе на гектар почвы вносится почти тонна различных удобрений и ядохимикатов. Урожаи стабильные, но содержание химикатов в зерновых, овощах и фруктах запредельное.
Мы же обладаем огромными посевными площадями, способными уже завтра начать давать рекордные и абсолютно экологически чистые урожаи.
И чью продукцию будут покупать придирчивые европейцы и американцы? Для подготовки отечественного сельского хозяйства к вступлению в ВТО требуются не столь уж большие капиталовложения. Главное, чтобы они были целевыми.
РГ: Пытались ли вы предлагать уникальные технологии новым русским предпринимателям?
Шам: Мы их буквально навязывали, убеждая, какие прибыли ожидают прогрессивных хозяев нашей промышленности и сельского хозяйства. Только вот таких хозяев не нашлось...
В 1992 году, при поддержке людей из ближайшего тогда окружения Ельцина, был организован Центр исследований наукоёмких технологий (ЦИНТ), одним из руководителей которого стал и я. В ЦИНТ было собрано около сорока технологий гражданского назначения в области новых материалов, медицины, экологии - лучшее из того, что было накоплено за время существования секретной части Генштаба. Увы, то время вошло в историю печальной памяти залоговыми аукционами, продажей-перепродажей приватизированных предприятий и спекуляциями на сырье. Существование и развитие ЦИНТа в системе складывавшихся ценностей довольно быстро потеряло всякий смысл.
РГ: Смутные времена, хочется верить, прошли. Провозглашены национальные проекты и национальные приоритеты - в том числе, в области высоких технологий. Можно было бы сейчас, в качестве инноваций, предложить из старых советских наработок что-то действительно прорывное?
Шам: Мы упорно считаем, что цифровые технологии пришли к нам из-за границы, хотя впервые связь на основе цифровых систем была опробована ещё в СССР. Так вот, российская цифровая телефония, я это ответственно заявляю, на несколько порядков превосходит все западные аналоги, будучи значительно дешевле. Внедрение отечественных разработок способно совершить просто революцию в мире цифровых телекоммуникаций. Но пробить глухую оборону наших чиновников от связи, похоже, труднее, чем организовать экспедицию на Марс.
В Тольятти работают настоящие технические гении - братья Сергей и Владимир Куделькины. Их разработки в области сверхтонкой сенсорики - это настоящий переворот в здравоохранении (точнейшая диагностика любых заболеваний на самых ранних стадиях) и в системах организации безопасности любого объекта. Причём, это не какие-то абстрактные прожекты, а давно работающие системы. Просто их недопустимо мало.
Есть простейший, компактный ветряной генератор электричества, обладающий поистине уникальными энергетическими характеристиками. Он не только способен существенно снизить электропотребление для не слишком богатых потребителей. Такая ветряная электростанция незаменима в небольших посёлках, хуторах, отдалённых воинских гарнизонах. Это действительно государственно значимая разработка. Но в государстве она, похоже, никому не нужна.
Инженером Кузнецовым спроектирован объёмно-струйный двигатель, способный вытеснить с рынка все двигатели внутреннего сгорания. Отзывы специалистов о нём самые восторженные. Для доводки и запуска уникального мотора в серийное производство необходимы не столь уж и большие деньги. Доходы при этом тысячекратно превзойдут вложения - но денег нет...
В США миллиарды долларов бюджетных средств потрачены на создание новейшего поколения компьютеров с быстродействием триллион операций в секунду. Супер-ЭВМ уже назвали чудом XXI века. А отечественный гений математики Александр Хатыбов пятнадцать лет назад на примитивной, по нынешним меркам, персональной ЭВМ справлялся с задачами, для решения которых требовались машины с операционной скоростью в тысячи триллионов операций в секунду. Сегодня, насколько я знаю, такого понятия, как ограничение по скорости вычислений, для него просто не существует. Живи Хатыбов в США - был бы богаче Гейтса и давно удостоился бы нескольких Нобелевских премий. А кому он известен даже среди математиков в родной стране?
Если бы приступить к реализации советских ещё инновационных проектов, то за российское индустриальное будущее можно было бы быть спокойным. Однако даже первый вице-премьер Сергей Иванов на последнем заседании ВПК в Екатеринбурге отметил, что идеи и деньги у нас до сих пор разъединены: по одну сторону - идеи без денег, по другую - деньги без идей. И это удручает.
Хорошо хоть, что есть понимание проблемы, но нельзя допустить, чтобы вместо оперативного решения инновационных задач, вся энергия ушла в разговоры и благие пожелания, коих за период с августа 1991 года было более, чем достаточно. х
Источник: http://www.sverxnova.com/index.php?cid=1
Беседовал Сергей Михайлович Птичкин
]]>
Доступно только зарегистрированным пользователям
